Профессор ВШЭ Григорий Прутцков: «Журналист должен знать много, но не вглубь, а вширь»

Весной 2024 года профессор медиа НИУ ВШЭ Григорий Владимирович Прутцков защитил докторскую диссертацию на журфаке ВГУ. Мы поговорили с ним о ярких моментах жизни: путешествиях, запоминающихся экзаменах, лягушках, а также разобрались, кого в действительности можно назвать полиглотом.

Елизавета Ефремова (Е.Е.): Вы в совершенстве знаете карту мира со столицами, президентами и партиями. Почему в своё время Вы сделали выбор не в пользу географического факультета МГУ?
Григорий Владимирович (Г.В.): Мне это с четвёртого класса нравилось, потому что мой папа возил меня путешествовать, и я любил смотреть по карте, где мы едем. Потом мне подарили схему железных дорог Советского Союза, и она стала моим карманным справочником. С ней я не расставался: завтракал, ужинал, в школу ходил. Также изучил все железные дороги, все маршруты. Лучший подарок для меня в то время – это какой-нибудь атлас.

В седьмом классе выиграл олимпиаду по географии, которую проводил МГУ, и занял третье место по Москве. Сначала решил поступать на географический факультет МГУ, но вдруг узнал, что там нужно сдавать математику. Так она ещё и преподаётся там два года во время учёбы. Это меня совершенно потрясло, потому что математику я никоим образом не любил, а, наоборот, ждал, когда она закончится, поэтому для меня эта новость была просто катастрофой. С мечтой о географическом факультете пришлось расстаться. Я стал думать, что делать дальше, сначала решил поступать на международные отношения в МГИМО. Однако, в конце концов, пришёл на факультет журналистики в МГУ.

Первые шаги в журналистике

Е.Е: Можете ли вспомнить свою первую публикацию?
Г.В: Конечно. Я поступил в школу юного журналиста в девятом классе. Мы тогда 10 лет учились. И нам сказали, что зимой нужно пойти на практику. А ведь в Москве очень сложно было устроиться, газет существовало немного. И, естественно, школьников не брали в какую-нибудь серьёзную газету.
Существовал такой завод «Прожектор», он и сейчас есть. На каждом заводе раздавались маленькие газетки формата А3. Это была страничка на две полосы. А у моего папы был знакомый – главный редактор этой газеты. Я же хотел всё сам, но у меня ничего не получалось, нигде меня не брали. А потом папа как-то заметил, что у меня проблемы. Он позвонил ему. Я пришёл на проходную, меня на завод не пускали, потому что он был секретным. И мне давали задания, связанные с какими-то делами вне завода. Мой первый материал был про кружок «Юный техник» при заводе «Прожектор». Я тогда пришёл в этот кружок, поговорил с руководителем и с ребятами. Посмотрел, что они делают. После этого написал репортаж. Так начался мой журналистский стаж. В этой газете сделал около десяти публикаций. Тогда без публикации на факультет журналистики не брали — это было обязательное условие.



Е.Е: Не секрет, что одним из ваших хобби можно назвать путешествия. Вы могли бы выделить что-то ещё?
Г.В: Я лягушек развожу. У меня две особи живут в аквариуме 13 лет уже. Это шпорцевые лягушки, африканские. Вообще лягушки живут семь лет по науке. А у меня почему-то почти в два раза больше. И живут, и квакают. Я засыпаю у себя в комнате под их кваканье. Также мы из икринок выращивали детёнышей (пять лягушек). Сейчас уже некогда этим заниматься, сыновья выросли. Возможно, ещё продолжу эту деятельность, если будет время. Это одно из увлечений связанное с животными. У нас было около 40 животных в доме совершенно разных, не считая рыбок. Сейчас из животных осталось два котика и семь лягушек.



А если взять хобби более традиционные… Коллекционировал марки с первого класса. У меня была очень большая коллекция. Сейчас нет времени пополнять, к сожалению, но до сих пор с большим интересом слежу. Может быть, когда-нибудь ещё пополню свою коллекцию.

Коллекцию монет сыновьям отдал, они более эффективно собирают, чем я.

Коллекцию газет собираю с третьего класса, особенно какие-то интересные события. Сейчас, когда я читаю лекции, веду семинары, часто показываю старые газеты на парах, потому что для усвоения информации студенту лучше прикоснуться. Я не люблю презентации, потому что они безжизненны, хотя часто их делаю. А когда ты можешь потрогать газету, полистать журнал — это уже совершенно другое, намного лучше, чем картинка, висящая на экране. Поэтому я всегда стараюсь на свои занятия приносить газеты и журналы из той коллекции, которую начал в третьем классе собирать.

Что ещё у меня из коллекций есть? Талоны. Когда в стране был экономический кризис на исходе советской власти, каждый город перешёл на талоны. Тогда я стал их коллекционировать. У меня довольно большая коллекция талонов на продукты и промтовары. Воронежских нет, к сожалению. А так из многих городов у меня есть.

Что ещё? Люблю коллекционировать книги. Старые книги — классику, написанную в старой орфографии. Когда прочитаешь Пушкина в старой орфографии, то тебе уже не захочется читать современное издание. Но это любительская коллекция, я никогда не потрачу последние деньги на это. Если мне импонирует книга, то перечитываю классику именно на языке оригинала орфографии. Опять же, книги я тоже показываю на занятиях. Не просто храню где-то в мешке в уголочке, а ношу их на пары.

 


Е.Е: С чем связан интерес к Каталонии и почему Вы решили посвятить диплом этому региону Испании?
Г.В: У меня диплом перерос в докторскую диссертацию. Я учил испанский язык с первого курса. Моя мама работала в организации, занимавшейся контактами с иностранцами. Это было начало 1990-х годов, период, когда в Россию повалили толпы иностранцев, ведь страна открылась и стало очень интересно. Тогда мама меня нанимала переводчиком, одна она не успевала всё делать, а для меня это была очень хорошая подработка. Я часто возил испанские, латиноамериканские делегации по России. Благодаря этому очень хорошо освоил испанский язык. Также это была хорошая возможность для путешествий. Я посетил 40 стран. За это я не то, что не платил, мне доплачивали суточные, командировочные и так далее.

Моя первая серьёзная группа — 67 испанцев, которые приехали проводить пасхальные каникулы в России. С той группой было пять переводчиков, а меня определили к детям. Всем казалось, что с детьми проще, а оказалось наоборот. Когда взрослому скажешь что-то не так, он тебя деликатно поправит или сделает вид, что не заметил. Дети же просто начинают ржать. Сначала это очень сильно меня выводило из себя, но потом я понял, что это способ совершенствоваться.

Однажды услышал, что часть испанцев из этой группы общается между собой на каком-то другом языке. Я заинтересовался и узнал, что они говорят по-каталански. А это самостоятельный язык — что-то среднее между испанским и французским. В нём очень сложная фонетика, а грамматика практически не отличается. Потом они меня пригласили на каникулы в Испанию. Сказали, что буду жить у них, а мне всегда было интересно посмотреть любую страну изнутри. То есть не из окна туристического автобуса, а как живут люди, как готовят пищу, как отдыхают и как работают. Поэтому я решился. Сначала был в Мадриде, потом в Вальядолиде, Лионе, Севилье. Закончилось путешествие в Барселоне — столице Каталонии. Мне стало очень интересно. В подарок они мне купили много книг, учебников, словарей. И я настолько этим заинтересовался, что решил написать диплом про каталонскую журналистику. Пошел на филфак МГУ. Там как раз открывали группу по изучению каталанского языка. За два месяца освоил его и написал диплом по каталонской журналистике XX века. Конечно, тогда я ещё не знал, во что это выльется.


Е.Е: Григорий Владимирович, Вы полиглот. Какие языки и почему, по Вашему мнению, должен знать журналист?
Г.В.: Полиглот – это человек, знающий много языков из разных языковых групп. Именно такого человека я могу назвать полиглотом. Если человек знает пять-семь языков из одной языковой группы, это не полиглот. Каждый новый язык в языковой группе можно учить максимум два месяца. Я испанский учил, потом португальский освоил самостоятельно в течение месяца. Каталанский за два месяца выучил. Галисийский за три недели. Румынскому меня научила моя однокурсница в Англии в процессе разговора. До сих пор могу по-румынски читать. Вполне достаточно хорошо знать базовый язык в языковой группе и тогда изучение других родственных ему займёт у вас условные два месяца. Поэтому я не считаю себя полиглотом.

Языки нуждаются в поддержании на каком-то уровне. Это как у врачей: хирург не оперирует – теряет навык. Точно также происходит и с языками. Вот я, допустим, занимался испанским, поэтому он более-менее у меня на ходу. У меня каталанский на ходу. Сейчас беру уроки английского, чтобы его восстановить. Теперь есть программа в мобильном приложение Quizlet, я им каждый день стараюсь пользоваться, слова учить. Это тоже помогает. Но тот же болгарский язык, хотя он у меня даже в дипломе написан «журналист-международник со знанием испанского и болгарского», у меня перешёл в пассив. Очень давно им не пользовался и скорблю по этому поводу. Я увлекался македонским языком, но опять же, он в пассиве, если его освежить, то вспомню.
 


Е.Е: Откуда взялась любовь к древней и античной литературе?
Г.В: Это благодаря Елизавете Петровне Кучборской. Она великий профессор! Когда я пришёл на первый курс, у нас были такие преподаватели, которые составляли сумму личности. Это не просто лектор, который «бу-бу-бу» в микрофон и уходит. Это люди, которые учили добру, нравственности и порядочности через свой предмет. Лекции по русскому языку у нас читал Дитмар Эльяшевич Розенталь. Семинары вёл Илья Владимирович Толстой, правнук писателя. Античную литературу преподавала Елизавета Петровна Кучборская. И для неё каждая лекция была целым театральным представлением, причём, со своей философией. Она не была взбалмошная старушка, наоборот, у нее было очень глубокое понимание литературы через законы порядочности, нравственности, чести и долга. Помнится, когда пришёл на первую лекцию, то настолько обалдел после школьного курса литературы, что я даже ничего не записывал. А потом понял, что нужно записывать всё, вплоть до реплик. И тогда уже стал фиксировать скорописью всё что можно.
У неё были экзамены совершенно потрясающие. Думаю, каждый запомнил этот экзамен на всю жизнь. Она настолько меня потрясла, что с тех пор я очень увлекся античной литературой, до сих пор это у меня сохранилось. И уже потом, много лет спустя, мы выпустили книжку воспоминаний коллег, учеников, знакомых о Елизавете Петровне. Мы нашли её внука, он дал нам её архив, который мы тоже использовали для написания книги. Она одна из тех, кто оказал на меня серьёзное влияние.


Е.Е: Расскажите о том, как Вы возвращались в прежний учебный режим после службы в армии?
Г.В: У нас существовало такое правило, что каждый уходил в армию, когда исполнялось 18 лет. У нас не было отсрочки, хотя была военная кафедра. Помню, как сдал экзамены последние 30 июня, а 2 июля ушёл в армию. Там, конечно, было сложно, но ещё сложнее возвращаться. За это время отвыкаешь от режима учёбы. Голова чистая. Я почти полностью испанский забыл. Потом его фактически заново восстанавливал. Я пришёл на первую лекцию и думаю, чего тут говорят? О чём это они? Зачем мне нужна эта литература XVII века? Настолько от всего этого отвлёкся в армии, что было очень трудно заново возвращаться в режим. Наверное, только к третьему курсу восстановился. Какие-то занятия прогуливал. Но потом, когда в аспирантуру поступил, все эти белые пятна наверстал. Все пропущенные лекции заново переслушал. Я понял, что лекции надо слушать два раза. Первый раз, когда ты слушаешь для экзамена, а второй, когда слушаешь с удовольствием. Поэтому в течение года, пока я учился в аспирантуре, для меня это было целое интеллектуальное пиршество.


 


Е.Е: С 1999 по 2005 год Вы преподавали на факультете церковной журналистики Российского Православного университета святого апостола Иоанна Богослова. Расскажите, с чем был связан уход в религиозную стезю?
Г.В: Да, я был шесть лет в этой сфере. Сначала был просто преподавателем, потом замдекана, а затем деканом на факультете церковной журналистики. Настоятель университетского храма МГУ святой великомученицы Татианы отец Владимир Вигилянский, тогда ещё не был настоятелем, а работал пресс-секретарём патриарха. Параллельно был деканом, а позже настоял, чтобы я занял его место, потому что обязанности пресс-секретаря не позволяли ему работать в университете. Это был очень маленький факультет. На курсе было не больше 15 человек. Ребята были очень спокойные, с ними никогда не возникало проблем. Я до сих пор с некоторыми общаюсь. Но административная работа мне очень не понравилась, потому что одно дело преподавать: вести занятия, общаться со студентами — это то, что мне нравится. Декан же какими-то бумагами занимается, аккредитацией, рассчитывает сколько кубических метров на студента требуется, смотрит сколько книг в библиотеке должно быть, то есть занимается той работой, которая мне совершенно неинтересна.

За эти два года, что я был деканом, я понял, что административная работа — это не моё, хотя выполнял её на совесть. Получив такую прививку, теперь я больше всего боюсь, если в моей жизни снова будет такой эпизод, когда нужно будет какими-то административными делами заниматься на уровне должности декана. Мне нравится именно с молодежью работать, книжки писать. Это, безусловно, жертвенная работа. Первую свою книжку написал, когда выпустил курс. Я был начальником курса и за эти пять лет не написал ни одной статьи. И только потом, когда уже освободился от административной работы, начал выпускать книжки.
 


Е.Е: Случались ли в Вашей профессиональной жизни запоминающиеся приёмы экзаменов у студентов?
Г.В: Я целую книгу про такое могу написать. Здесь, в ВШЭ, я ещё ни один экзамен не принял за год с лишним, потому что здесь другая система. Здесь студент получает оценку по сумме активности, которую прописывает преподаватель. И вот сейчас вроде бы идёт сессия, а фактически уже каникулы, потому что студенты всё получили. Сейчас сижу и выставляю оценки для модуля, который прошёл. А на журфаке постоянно принимал экзамены. Причём экзамены я всегда принимал в неформальной обстановке, например, заводил всю группу и со всеми беседовал. Мне иногда нравилось, чтобы несколько человек включались в беседу. Для меня экзамен — это не какой-то способ понять, что студент не знает. Я не мог, потирая злобно ручки, пугать студентов пересдачей. Наоборот, мне хотелось найти то, что студент знает, чтобы с ним пообщаться на ту тему, в которой он силён. И я всегда студентам предлагал два варианта сдачи экзаменов. Первый — это классический вариант: студент берёт билет, садится отвечать. Давал полчаса на подготовку, разрешал пользоваться учебниками, конспектами, интернетом. Я даже выходил из аудитории, чтобы студенты не смущались. И через полчаса звал его на беседу. Второй вариант, который предлагал, — это без подготовки сесть и по всему курсу общаться. И как вы думаете, что выбирали 99% студентов? Они выбирали второй вариант. Всем было интересно, именно в живом диалоге что-то узнать. Мне потом очень многие говорили, что это был один из самых интересных экзаменов в их студенческой жизни. Те, кто списывал, они садились отвечать, а я говорил им, что ставлю отлично заранее. Я прекрасно понимаю, что студент за полчаса может подготовить ответ на отлично. А потом задавал дополнительный вопрос. И, естественно, на этом вопросе студент срезался, но я хотя бы утешался тем, что два вопроса, которые в билете, он подготовил досконально. Все мои экзамены проходили в рамках такого выбора.



 


Е.Е: Ваш отец — Владимир Григорьевич Прутцков был писателем, как Вы думаете, передался ли Вам литературный дар отца и насколько, по Вашему мнению, для журналиста важна литература и, в частности, литературный талант?
Г.В: Мне дар не передался. К сожалению, на мне природа отдохнула. Папа был писателем-сатириком. У него был очень острый сатирический ум. Иногда даже ехидный. И все его рассказы, повести носят ярко выраженный сатирический характер. Я тоже пишу, у меня больше 50 книг, до 40 считал, а потом сбился. Но это все книги учебные. Только байки и фольклор коллекционировал журфаковский. У меня четыре книги фольклора университетского. Остальное всё научное и серьёзное. Понимание языка, чувство слова, может, это передалось. Я бы с удовольствием писал юмористические рассказы, но Бог, к сожалению, не дал таких способностей. Хотя у меня много книжных проектов, которыми сейчас занимаюсь. С диссертацией закончил, и сбросил с себя этот груз. Но опять же, это не сатира. Я пишу книжку сейчас «Как стать журналистом» для старшеклассников. Пишу книжку о становлении высшего образования в России. Ещё один проект — это «Зарубежные писатели о русской революции». Но это всё серьезные издания. Поэтому никакой я не писатель, а просто популяризатор.
 


Е.Е: Расскажите, с какими знаменитостями помимо Андрея Малахова и Эрнеста Мацкявичюса Вас связал МГУ?
Г.В: Понимаете, мы же не знали тогда, что кто-то будет знаменитостью. Вы просто общаетесь с однокурсниками, эта дружба потом переходит в связи. Кто-то станет великим, кто-то станет известным, кто-то станет каким-нибудь иноагентом. Сейчас все в одной пробирке на первом курсе, а потом они из этой пробирки выходят и уже идут своим путём. С Малаховым мы каждую неделю виделись, он ко мне в гости приходил. С Эрнестом Мацкявичюсом моя сестра в одной группе училась. Он на курсе младше меня учился. Тоже там тусили постоянно. Таких очень много было. С Петром Толстым мы учились в одной группе. Он заместитель председателя Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации. Сложно кого-то одного выделить. Вы просто можете, посмотреть, кто журфак оканчивал в начале 1990-х. Но я всех знал, меня все знали.



Е.Е: Григорий Владимирович, Вы раньше работали на факультете журналистики МГУ, а с 2023 года Вы преподаёте в институте медиа ВШЭ. Докторскую диссертацию Вы защищали в ВГУ. Пожалуйста, расскажите о специфике подготовки журналистов в разных вузах.
Г.В: Могу сравнить журфак МГУ и Высшую школу экономики, ещё несколько вузов, где преподавал дополнительно. Сейчас мы сотрудничаем с Луганским педагогическим университетом. Там есть небольшой журфак кафедры журналистики издательского дела. Я там читаю лекции дистанционно. Везде своя специфика. Я даже числился год доцентом журфака Воронежского Государственного Университета, когда готовился защищать диссертацию. Был юбилей факультета и там вышла книжка про преподавателей и даже меня туда вписали, потому что я на тот момент числился преподавателем кафедры.

Спецификация она примерно везде схожая. Только в Высшей школе экономики она принципиально отличается. Модульной системы обучения нет больше нигде. Ещё в филиалах МГУ преподавал. Там ближе к модулю, потому что я приезжаю туда, скажем, на неделю. И за это время прочитываю курс, который на журфаке читал семестр. Это фактически модульная система. Потом приезжает другой преподаватель. Тоже вычитывает за неделю то, что он читает за семестр. Здесь в ВШЭ за модуль, который длится как школьная четверть – два месяца, я прочитываю свой предмет по истории журналистике, который в МГУ читал несколько лет. Но понимаете, если я на журфаке читал одну лекцию в месяц, один семинар в месяц вёл, то здесь за два месяца даю весь курс. Это очень эффективно. У меня есть с чем сравнивать. Я могу, так сказать, изнутри это отследить.
К примеру, я пришёл читать раздел. Студент за месяц уже забыл, что я читал в прошлый раз. Да я и сам забыл, что читал в прошлый раз. И то же самое семинары. А здесь студент просто не успевает забыть. У меня в вышке все лекции и семинары сдвоенные. За короткий период времени происходит глубокое погружение в предмет, студент просто не успевает забыть материал. Мне кажется, что это очень эффективная система, за которой, возможно, будущее.



Е.Е: Вы повидали немало стран, и, как я упоминала ранее, освоили не один язык. Не могли бы рассказать, почему Вы всё-таки остались жить и преподавать в России?
Г.В: У меня была возможность остаться в Португалии, в Испании, в США. Были возможности работы. У меня были периоды, когда я два месяца жил в Германии, два месяца жил в Португалии, месяц жил в США, в Англии месяц жил. Сначала — это очень интересно. Потом уже как-то приедается. А третья стадия, когда понимаешь, что это всё чужое. И даже при всём комфорте зарубежном, которого тогда не было в нашей стране. Помню, семь сумок из Германии вёз с какой-то одеждой, продуктами и так далее. Себе, родственникам, друзьям, потому что ничего у нас этого не было. По уровню комфорта раньше было несопоставимо. Сейчас-то, конечно, всё наоборот. Помню, когда на второй месяц обучения в Германии я начал приходить на вокзал и провожать поезд, который шёл в Москву. Я трогал его стенку рукой и думал: «Неужели он завтра будет в Москве на Белорусском вокзале?» Было тоскливо и одиноко. В Португалии то же самое. Я там вообще один русский был. Ощущение такое, как будто где-то на Луне находишься. Поэтому сначала там хорошо, недели две интересно, потом уже как-то все надоедает. В США вообще недели через две меня начали раздражать их порядки и правила. Посмотреть разные страны — это полезно. Это расширяет кругозор, позволяет понять и увидеть, как живут другие люди. Но я не смог там остаться.

Е.Е: Эмоции, от какой страны не дают Вам покоя? Если бы у Вас была возможность отложить все дела и незамедлительно отправиться в путешествие, куда бы Вы хотели попасть в первую очередь?
Г.В: Российская Федерация. Если заграница, то у меня есть иррациональный интерес к Парагваю. Не знаю почему. Может, в Парагвай поехал бы. На недельку, не больше. На недельку, может быть, в Аргентину. Меня интересует самый юг Аргентины— Огненная Земля. Мыс Горн, тоже совершенно иррациональный интерес. Это граница Аргентины и Чили. А так у меня в России есть шесть регионов, где я не был. Мне хотелось это всё закрыть. Но у меня нет самоцели, просто поставить галочку. Мне интересны красивые места. Я люблю Север, люблю Дальний Восток. У меня есть планы куда поехать и что посетить. В других странах есть море. То, чего нет в России, так это теплого моря, всё остальное у нас есть.



Е.Е: Недавно вы приезжали в Воронеж с целью защиты диссертации, расскажите, нет ли у вас в планах снова посетить столицу Черноземья?
Г.В: Конечно! Диплом доктора наук мне уже выдали. В целом эта процедура занимает примерно полгода после защиты. Но в Воронеж я ещё приеду, так как меня позвали оппонировать диссертацию на журфак. А вы знаете, что я из Воронежа происхожу? У меня Воронежская фамилия. Мой прадед был воронежский купец. У меня есть фотография 1884 года моего прадеда в Воронеже. Так что Воронеж для меня не чужой город. Я когда защитил диссертацию и открыли результаты, одна из членов диссертационного совета, меня спросила, откуда моя фамилия. А я ответил, что моя фамилия из Воронежа. Она подтвердила, сказав, что так и думала. Поэтому, в общем, я не чужой человек.





Е.Е: «Журналист знает мало, но о многом». Как Вы прокомментируете данное высказывание?
Г.В: Тут не согласен. Нельзя так обобщать. Всё-таки журналист должен знать много, но не вглубь, а вширь. У журналиста должна быть своя специализация. То есть он должен немножко знать обо всем, но много в своей специализации. Мне кажется, это правильнее всего. И это тоже мой опыт, потому что я работал в военной журналистике, например, лет пять, в армии, когда служил и публиковался после армии. Это была моя тема. Я эту тему знал. Потом работал в экологической журналистике. То же самое. Я окунулся в эту тему и в ней разбирался. Человек должен в какой-то одной или двух темах хорошо разбираться. Поэтому «мало о многом» и «много о какой-то части».

 
Интервью и оформление: Елизавета ЕФРЕМОВА
Фото: личный архив Г.В.ПРУТЦКОВА