Мир Вязового

Гудермес — для меня это слово до сих пор звучит как музыка

— Михаил Петрович, давайте начнем с самого начала. Где и как прошло ваше детство?

— Ты, наверное, хотела спросить, как я докатился до такой жизни, что стал фотографом, — с усмешкой отвечает Вязовой.

Родители Михаила Петровича жили в Астраханской области, но когда он был еще маленьким, его перевезли в Чечню. Тогда это была Грозненская область, за 400 км от Астрахани. Там он прожил 22 года.

— Школа, учеба в училище в Грозном, первое рабочее место, первая публикация, первая любовь, первые радости и разочарования — все это у меня связано с Гудермесом. Для меня это слово до сих пор звучит как музыка, — с грустью вспоминает Михаил Петрович.

Первой страстью Вязового была музыка.

— Как я ходил за маманей. Схвачусь за подол, говорю: «Маманя, купи мне гармошку», а она в ответ: «Отстань, иди лучше козу попаси». Но все-таки я не отставал. Чуть-чуть подрос, и в 12 лет мне солдаты подарили гармошку. В 13 лет я упросил маму в тайне от отца продать стог сена и купить мне за 300 рублей, как сейчас помню, баян. Пиликал я на нем день и ночь. Мечта моего папы, чтобы я стал военным моряком, не оправдалась. Зато первая песня, которую он заставил меня играть на баяне, — «Самое синее в мире, Черное море мое!», — с улыбкой на лице рассказывает Михаил Вязовой.

Все вокруг говорили, что с такой настойчивостью ему надо профессионально учиться музыке. В это же время в Гудермесе открыли музыкальную школу. И Михаила Петровича туда, конечно, приняли.

— Я летел домой как на крыльях, душа пела. Мне кажется, я перелетал через железную дорогу, через насыпи по воздуху. Вот так я был воодушевлен музыкой! Меня сразу перевели из первого класса в третий. В школе сказали, что у меня замечательные музыкальные способности. Однако жизнь показала, что ничего подобного у меня нет.

Несколько лет Михаил Петрович играл в духовом оркестре. Он знал наизусть все свадебные, похоронные мелодии, национальную музыку других народов. В то время все жили бедновато, поэтому и приходилось играть.

— Нас еще обязали хор посещать, но его я еще стерпел. А вот радиокружок, куда мы с другом записались, мне не понравился. Там канифолью воняло, а остальные говорили: «Да какой божественный запах». Кстати, эта история с запахами повторилась через 50 лет.

В тяжелые 90-е годы я несколько раз делал публикации для европейского журнала «News». И однажды предложил им тему «Свадьба бомжей». На улице я заметил молодых парня и девку. Они грязные сидели на скамейке и обнимались. Я подошел, говорю: «Ребят, хотите прославиться? Мы организуем вашу свадьбу, напечатаем в газетах, снимки пошлем в Европу». У них загорелись глаза, вроде согласились. Прошло несколько дней, я пришел к ним в то место, где они обитали — место гнилое: свалка, вырытые ямы, вонь жуткая. Они туда натащили старые диваны, выброшенные ковры. Я к ним — они от меня. Спрашиваю: «Что такое?». А они мне: «Ты нам воздух испортил». А я помню после того, как я с ними поговорил, меня жена пилила: «Ты весь провонял, ты где был?». И я перед новым визитом вылил на себя целый флакон одеколона «Гвоздика». И вот этот резкий запах «Гвоздики» для них таким неприятным оказался, что они от меня шарахались в сторону. Свадьба, кстати, расстроилась. Они отказались. Туда еще приперся участковый, начал документы требовать. Ну, в общем, не срослось. Тогда я очень чётко вспомнил радиокружок и до тошноты противный запах канифоли.

Я на мир стал смотреть через окуляр видоискателя фотоаппарата

— Вы помните, как сделали свои первые фотографии? — спрашиваю я.

— Помню. 31 декабря 1964 года, мне 17 лет. Мы с друзьями пошли в горы загорать. То ли у меня трусы были с дыркой, то ли еще что-то, ну, в общем, я постеснялся раздеться. И на меня повесили фотоаппарат: «Раз ты не хочешь загорать, вот тебе „Смена“, будешь фотографом». Две фотографии с того дня у меня до сих пор хранятся в семейном альбоме, — рассказывает Михаил Петрович.

— А как купили первый фотоаппарат, помните?

— 65-й год. Я увидел в культтоварах фотоаппарат «Смена-6» — восемь рублей с копейками. Думаю «бешеные деньги», у меня больше 30 копеек никогда не бывало. Одному как-то стыдно ходить пустые бутылки собирать. Я старшего брата решил привлечь к этому делу. Бутылка, как сейчас помню, стоила 12 копеек. Мы собирали, наверное, несколько недель. В итоге получилось девять рублей с копейками. Я купил себе первый фотоаппарат. И понеслось… Я на мир стал смотреть через окуляр видоискателя фотоаппарата.

Хоть все это и являлось ключевыми моментами в становлении Михаила Петровича, как фотографа, сам он говорит, что в его жизни было два потрясения, после которых он понял, что фотография для него это что-то большее.

-Когда я стал студентом музыкального отделения, я увидел фотографию гармониста Гриши Агафоночкина из маленького села Брянск на севере Дагестана. Он уезжал учиться в город, и его провожали как в кинофильме — всей улицей, всей деревней. Эта фотография до сих пор стоит у меня перед глазами. Это было первое потрясение. Второе потрясение произошло в 1968 году. Советские войска вошли в Чехословакию и раздавили революцию. А Павел Кривцов, мой коллега из Белгорода, опубликовался в журнале «Чешское фото”. И там была фотография — собачка бездомная, дворняжка, зимой от холода забилась в телефонную будку. Свернулась там клубочком и лежит дрожит. Эта фотография меня так поразила, что я тогда подумал: „Мне с музыкой надо завязывать“, — говорит Михаил Петрович.

А у нас принято было, пришёл из армии — женись!

Служил Вязовой в „Ансамбле песни и пляски Советской Армии“ космодрома Байконур. Два с небольшим года играл в оркестре на домбре.

— Сначала баян мой послушали, сказали: „Мы в запас вас можем взять, но вообще-то на баяне вы играете не очень“. А мне так сильно хотелось быть музыкантом, что я решил сказать: „Я еще на домбре могу играть“. Один из членов комиссии потом мне сказал: „У меня сложилось такое впечатление, товарищ Вязовой, что если бы вас и по домбре не взяли, вы бы сказали — я и танцевать еще могу, и петь умею, только заберите“, — с улыбкой вспоминает Михаил Петрович.

После армии, в 70-м году Михаил Вязовой поехал в Северо-Осетинский университет поступать на юридический факультет. Экзамен по истории СССР сдал на „хорошо“ и стал спорить с преподавателем за „пятерку“.

— Я ему доказывал, что историю лучше меня здесь никто не знает. Он так помолчал и сказал: „Вы русский, поступаете в национальный университет. Посмотрим, как вы сочинение напишите. Скажите спасибо, что вам четверку поставили“. Я помню писал про Маяковского и эпиграф у меня был: „Не себе, не домой, а любимой в гости. Две морковинки несу за зеленый хвостик“. В общем, за это сочинение мне поставили два балла. Не поступил я, забрал документы и уехал домой. А у нас принято было: пришёл из армии — женись. Я на службе познакомился с блондинкой. Когда мы расставались, я дал ей 10 рублей, говорю: „Люд, купи солдату что-нибудь в дорогу, чтобы я потом там не бегал“. Она принесла пакетик, отдала сдачу. Я даже не посмотрел и бросил в карман, а уже в поезде заметил, что она отдала 9 рублей 90 копеек. То есть все за свои деньги купила. Так я остановился на Людмиле. И вот поехал я к ней как бы в гости. А мать мне говорит: „Миш, ты же не с пустыми руками должен приехать, купи два золотых колечка, а?“ Приехал, а на третий день мы скромно сходили в ЗАГС и расписались. В этом году уже 50 лет как живём вместе.

Ребят, хотите прославиться?

Через год молодые Миша и Люда переехали в Воронеж. Это было 7 октября 1971 года. 14 октября Михаил Вязовой уже появился в фотоклубе „Экспресс“. 48 лет он ходил в этот фотоклуб на общественных началах, последние годы был председателем правления.

— Это нечто! Вроде фотокружок, а на самом деле — это школа, академия. Тогда же я стал участвовать в выставках художественной фотографии в Воронеже, в Москве, в других городах России, за рубежом. Этих выставок у меня то ли 40, то ли 50. В клубе завода Ленина, где сейчас телеканал „Губерния“, состоялась моя первая фотовыставка. Я, кстати, туда на прошлой неделе приходил, а вахтер мне: „Вы куда идете?“ Я говорю: „Здравствуйте! Вы должны красную дорожку передо мной постелить. 50 лет назад тут моя фотовыставка была первая. Все на ушах стояли, аплодировали. А вы меня на порог не пускаете“. Пошутили мы так, в общем. Потом у меня мать тяжело заболела и я в 75-м году опять уехал в Гудермес. В 76-м она умерла. Я вернулся в Воронеж, — опустив глаза говорит Михаил Петрович.

За свою жизнь он где только не работал. 10 лет фотокорреспондентом в газете „Молодой коммунар“, 4 года в газете „Коммуна“, два года в „Воронежском курьере“, параллельно преподавал на журфаке. А в 2002 году вернулся в „Коммуну“ и проработал там ещё 18 лет.

Любовь была без радости, разлука будет без печали

— Почему вы решили уйти с журфака? — задаю я вопрос, который мучает многих студентов факультета.

— Говорят, учитель перестает быть учителем, когда он сам перестает приобретать новые знания. Это со мной и произошло. В прошлом году я подошел к Владимиру Васильевичу Тулупову (декан факультета журналистики ВГУ — прим. авт.) и сказал: „Я пишу заявление об увольнении. Я уже себя не комфортно чувствую. Потому что в эти цифровые технологии я никак не вписываюсь“. На что он мне ответил: „Поработай еще годик, подготовь себе смену, а там мы с тобой дружно расстанемся“. Как говорится, любовь была без радости, разлука будет без печали. Ну так оно и получилось, — с улыбкой отвечает Михаил Петрович.

-А чем вы теперь занимаетесь в свободное время?

— Эту ночь я провел на даче: у камина, на звериной шкуре. Тепло, пес такой радостный ползает по мне, обслюнявил всего. В семь часов утра я встал и поехал в город. Вообще, есть у меня работа, но она тоже сейчас на удаленке. Я педагог дополнительного образования Губернского педагогического колледжа. К сожалению, не успел провести ни одного занятия. Мы должны были начать 3 октября, и вот объявили дистанционку. Теперь я их мучаю онлайн. Постепенно перебираю архив, с Еленой Анатольевной Чаплыгиной делаем альбом-книгу. Больше времени провожу с семьёй.

Я дожил до тех времен, когда прячу глаза за камеру фотоаппарата, чтобы никто не видел моих слез

— Когда поют „Воронежские девчата“ или какой-нибудь „Ансамбль песни и пляски“, или „Воронежский русский народный хор им. Массалитинова“, такой поток воспоминаний меня накрывает, спазмы давят горло, слезы выступают и, чтобы никто не видел, я поднимаю фотоаппарат и делаю вид, что фотографирую. Вот такой вот маразм старческий. Это же моя любовь, это же моя юность, это музыка. Я вернулся в детство. Я помню, как залез на высокое дерево с биноклем немецким трофейным и увидел, что там за поворотом горка какая-то, тропинка, которая вниз спускается. Это такое впечатление на меня произвело, что вызвало поток слез. Я слез с дерева, а брат старший говорит: „Ты что там описался что ли, почему глаза мокрые. Ты наверное больной. Разве можно смотреть на пейзаж и умиляться до слез?“ Можно. Сейчас, правда, уже особо не умиляюсь.



— Михаил Петрович, а хорошим фотографом можно стать? Или им надо родиться?
— Фотография в основе, в центре всех современных технических изобразительных видов творчества: и искусства, и информации. Искусство видеть — это не свойство зрения, это свойство интеллекта, тех творческих способностей, которые есть в человеке. Фотография начинается с искусства видеть. Для начала надо в себе это культивировать. Хотя, наверное, все-таки с этим надо родиться. Искусство видеть — это больше врожденное. Следующий этап — это понять. Надо понять: что это, куда это двигается, кому это нужно. Вот этот понятийный, рациональный взгляд на объект у творческого человека обязательно присутствует. Когда вы разобрались со вторым этапом, третий — почувствовать сердцем. Относится ли это к вам, вызовет ли это слезы радости, гнев, недоумение, отвращение. И только после этого наступает четвертый этап — сама съемка. Нажимать на спусковой затвор надо, как снайпер. Ловить между сердцебиением, между вздохом. И вот тогда у вас может шедевр получиться. Но вот эти четыре этапа — увидеть, понять, почувствовать и сфотографировать происходят за долю секунды. У некоторых между первым и четвертым этапом проходит вся жизнь, а у других две-три секунды. Это настолько индивидуально и логически непонятно. Это вечная тайна творчества. “Ad libitum” — по латыни это называется непроизвольный поток сознания. Вот накатило на тебя, и ты принял единственное правильное решение.



Михаил Петрович говорит, что фотограф должен быть невидимкой, как шпион, как серая мышка. Он должен раствориться в толпе, ничем на себя не обращать внимания. Не чихать, не говорить, не размахивать руками. Должен как дымка раствориться, но в душу влезть каждому. Мне кажется, у Михаила Петровича Вязового прекрасно получается влезать в душу ко всем, с кем он когда-либо говорил. К коллегам, друзьям, ученикам, зрителям и даже к вам — читателям.

Виктория БЕСХМЕЛЬНИЦИНА
Фото из архива героя