На второй день Британского фестиваля нового кино показали «Леди в фургоне» Николоса Хайтнера по мемуарам Алана Беннета – фильм, для краткого описания которого лучше всего подойдёт прилагательное «обаятельный», но этим он, как оказалось, не ограничивается.
В 70-х годах 20 века набирающий популярность драматург Алан Беннет переезжает в дом в лондонском районе, где обосновался очень недурно устроившийся средний класс и всякая интеллигенция. В одном из этих домов, говорят, когда-то жила брошенная жена Диккенса, однако главная «достопримечательность» района – Мэри Шеперд, бездомная старушка сложного и непредсказуемого характера, живущая в ржавом фургоне. Чуть сдружившись с драматургом, старушка быстро переправила фургон прямо под окна его дома. Она, конечно, слукавила, когда сказала, что останется на его парковке всего на пару месяцев – это соседство продлилось 15 лет вплоть до смерти бездомной.
Когда старушка идёт по улице, прохожие не могут не сморщиться. «Почему от неё так воняет?», – прямо спрашивает мальчик у своей мамы. «Потому что она нищая – честно отвечает та – если бы мы были нищими, от нас бы тоже воняло». Соседи, собравшись за ужином, обсуждают странное соседство Беннета и Шеперд: «Она же тоже человек и заслуживает человеческого обращения!», – уверенно заключает одна из соседок. Собственно формула «она тоже человек!» вполне могла стать лейтмотивом фильма и его смысловой опорой, и «Леди в фургоне» тогда бы превратился в сахарное, милое, непременно слезливое и нравоучительное напоминание о равности всех людей друг перед другом и урок добра и гуманности. Дело это, безусловно, правильное и нужное, кто бы спорил; но Николас Хайтнер решил на этот лёгкий путь не ступать. Его фильм не просто говорит «она тоже человек!», а скорее спрашивает «ок, а какой это человек?», и, что самое интересное, обращает этот вопрос не только к бездомной старушке, но и ко всем остальным героям.
«Леди в фургоне» разнообразнее и сложнее, чем могло бы быть. Всё это во многом благодаря тому, что Хайтнер в простую на первый взгляд историю про дружбу интеллигента из элитного района и бездомной накидал еще целую пачку тайн, секретов, неясностей, странностей и даже мистики, словно пришедших сюда из каких-то других сюжетов. В какой-то момент в центре Лондона по заднему дворику горожан проползёт огромный удав, в то время как на городской окраине по забору пройдётся парочка павлинов. Алан Беннет встретит на похоронах нескольких призраков и даже пообщается с ними. Под самый конец героям лично явится с небес седобородый Бог, сделает, что положено, и вновь скроется за облаками.
Все эти тайны и мистика (да, даже явление Бога) по сути второстепенны, это эдакие игры с формой и способом подачи. А главная загадка, над которой ненапряжно размышляет режиссёр – это человек в общем смысле. С человеком в этом фильме вообще сложная и неопределённая ситуация. Взять хотя бы главного героя и рассказчика Алана Беннета. Тут в буквальном смысле два Беннета: один живёт жизнь, другой за ним записывает и делает из этого пьесы. Когда оба Беннета появляются в кадре, отличить их невозможно, чаще всего разница в узоре свитера или цвете галстука. Поэтому также сложно понять, в каких отношениях состоят главный герой и эта история, а в каких история и мы, зрители. К примеру, вот Беннет-живущий набирается смелости и произносит долгий горячий монолог сотруднице социальной службы, а Беннет-писатель, который всё это время находится в этой же комнате, иронично замечает: «но ты, конечно же, всего этого не сказал». Два Беннета спорят, пытаются ужиться и никак не могут точно решить, что в этой истории правда, а что придумано для большего драматизма. В похожих непонятках относительно самих себя находятся и соседи, хотя речь идёт больше о классовом непонимании. Рассказчик метко отмечает, что жители этого района – люди в прошлом в общем-то класса не самого высокого, но, перебравшись в район поэлитнее, сами не поняли, как их жизнь стала буржуазнее, и они немного стыдятся этой странной перемене.
Однако главная неизвестная переменная в этом уравнении – конечно, сама старушка в фургоне. Это главным образом заслуга прекрасной игры Мэгги Смит. Она с блеском, приковывая всё внимание к себе, выполняет свойственную подобной истории «программу-минимум»: показывает, что человек может быть красив, даже прекрасен, и под толстым слоем грязи; что присутствие даже самого жалкого человека может влиять на жизни окружающих; и что за спиной того, кто кажется на первый взгляд совсем выжившим на старости лет из ума, может стоять горькая трагедия, скрываемая от посторонних. Но помимо этого, Мэгги Смит умудрилась уйти далеко за пределы этих классических тем.
Её леди в фургоне в одном лице может быть вредной сварливой старушенцией, которая без конца ворчит и затыкает за пояс даже полицейского, а может самозабвенно молиться при свечах в своей «жёлтой субмарине»; она может свысока смотреть на элиту и гордо отказываться от её подачек, всегда устанавливая свою независимость, а может долго, с нескрываемым интересом и любопытством рассматривать своё отражение в зеркале после преображения. Поэтому главный вопрос здесь не чем закончится история (это как раз очевидно почти с самого начала), а что скрывает эта леди в фургоне. Она говорит, что её зовут Мэри Шеперд, а в социальной службе говорят, что её зовут иначе. Она часто повторяет, что во время войны была водителем скорой помощи, но почему тогда оказалась на улице? Она ненавидит музыку, но говорят, что раньше она была талантливой пианисткой, её даже крутили по радио. Говорит ещё, что в молодости была монахиней, но почему в монастыре о ней отказываются даже говорить? Что за старик приходит к её фургону по ночам и угрожает ей? Куда она часто так надолго уезжает? О чём она раскаивается и о ком молится? Старушка-то явно не в своём уме: с ней частенько на связь выходит сама Дева Мария, и вроде как всё здесь понятно. Но ведь сказала она, что видела, как средь бела дня проползает здоровенный удав мимо фургона, на что Беннет только покрутил у виска. А удав-то был.
Хайтнер эти вопросы задаёт нам (и Алану Беннету) с самого начала, подкидывает ещё, нагоняет таинственности там, где этого совсем не ждёшь, а ответы даёт только в самом конце через полтора часа. Ответы эти, ожидаемо, не окажутся верхом детективной остроты. Они простые и предсказуемые. Леди в фургоне на самом деле была тем-то, занималась раньше таким-то, случилось с ней то-то. Ничего особенного, такая вот английская гуманность. Но Хайтнер, что важнее, ответил и на тот вопрос по поводу человека. Человек – это не очередной прототип для пьесы и не просто имя на мемориальной табличке. Это, как выяснилось, нечто большее. Понял ли это Алан Беннет, с которым на самом деле случилась эта история? Наверное понял. Как не понять, если ему явилось в буквальном смысле божественное откровение. А было ли оно?
Илья КЛЮЕВ
Фото с сайта
0 комментариев