В воронежском кинотеатре «Спартак» при неизменно полных залах прошёл фестиваль нового британского кино. До Воронежа, правда, он добрался не целиком – нам достался только кусок из пяти полнометражных игровых фильмов и нескольких короткометражных. Поэтому обсудить сквозной сюжет или тематику фестиваля не получится, зато есть смысл поговорить о каждом фильме отдельно.
Йоргос Лантимос, чей фильм показывали первым (хотя на самом деле фестиваль должен был открывать «Мистер Холмс» Билла Кондона), – это главный пришелец и чужеродный организм на «Бритфесте». «Лобстер», о котором идёт речь, получивший до этого приз жюри в Каннах, – англоязычный дебют этого режиссёра греческого происхождения. Но всё же он и его картина, как и, кстати, предыдущие, тут существуют сами по себе: Лантимос не снимает про Британию, ровно как и не снимал раньше про Грецию. Он раз за разом находит свой кусочек реальности «где-то там», наполняет его людьми «из ниоткуда», придумывает свои правила или концепции (или просто упраздняет те, что приняты в обычном мире) и отстранёно наблюдает, что из этого выйдет. Про «греческий» период творчества Лантимоса, правда, можно сказать подробнее. Тяжело не предположить, что холодные, абсурдистские, иногда жёсткие эксперименты и манера киноязыка Лантимоса существуют именно как реакция на современную греческую действительность. Кроме того в связи с Йоргосом Лантимосом и ещё с некоторыми его соотечественниками-режиссёрами говорили о «новой волне» в Греции, рождённой в этой противоречивой действительности. Только вопрос о греческой волне решился скорее со знаком «минус», а вот с киноязыком Лантимоса, вроде как, всё ясно.
Принято считать, что автор «Клыка», «Альп», «Кинетты» и теперь «Лобстера» – последовательный и убеждённый абсурдист, и с этим особо не поспоришь. Лантимос – словно Ионеско от мира кино: самые абсурдные слова у него произносят с серьёзным лицом, самые нелепые и алогичные действия совершаются спокойно, словно так оно и должно быть. В его фильмах родители объясняют детям, что им можно будет покинуть дом, только когда у них выпадет клык, правый или левый – не важно; дети решают посоревноваться, кто больше продержит руку под горячей водой из крана; девушку при смерти в машине скорой помощи спрашивают (чтобы получше узнать её), кто ей нравится больше: Бред Питт, Джонни Депп или Джуд Лоу. Причём абсолютный абсурд в его фильмах происходит не потому, что это объяснено и обусловлено устройством его миров, и не потому, что с героями что-то не так; это просто происходит, и никакой логической причины нет и быть не может. И Лантимос держится за это поразительно крепко: за полтора часа фильма он может позволить себе так ни разу и не перейти на близкую нам систему координат и понятий и не заговорить на дешифруемом языке.
Однако абсурд для Йоргоса Лантимоса – не только выразительный и крайне радикальный приём метафоричного высказывания, но и, на что редко обращают внимание, острое орудие его непримиримой борьбы против лжи мира. За просмотром его фильмов неотвратимо возникает навязчивая мысль: так просто не бывает, и долго это продолжаться не может. Алогичность и абсурдность, основанные на лжи, рождают чувство хрупкости происходящего: всё, что нам показывают, держится на соплях и скоро-скоро сколлапсирует. Эта хрупкость странно увлекает, а коллапса ждёшь, и он, конечно, случается. На этом построен в большей степени «Клык». Там патриарх по сути запер свою семью в доме и насадил самодурные представления об окружающем мире вплоть до того, что дети уверены, что автострада — это сильный ветер, а зомби – жёлтый цветок. Выезжать за пределы дома можно только отцу, и оказывается, что мир вокруг живёт нормальной жизнью: летают самолёты, фабрики работают. На работе отец грустно говорит сотрудникам, что несчастный случай сделал его жену инвалидом, у неё стресс, и поэтому они так редко куда-то выходят. Возвращаясь домой с покупками, он заранее останавливается, чтобы сорвать этикетки со всех продуктов: правда внешнего мира не должна попадать в дом. То есть за абсурдом, царящим в семье, стоит обыкновенная ложь, на которой, по мысли Лантимоса, ничто крепко не продержится.
Если говорить честно, то придётся признать, что часто тяжёлые, гнетущие, даже претенциозные формы фильмов Лантимоса не везде к месту и не всегда соответствуют не самой поразительной глубине и силе его философской мысли и метафоры. В своих первых картинах он на самом деле вовсе не работает с тонкими метафорами и сверхглубокими мыслями, более того – они кажутся простоватыми. И в «Клыке», и в «Альпах» кажется, что ты уже давно раскусил главную «фишку» фильма задолго до финала, а он знай себе плывёт по давно понятому курсу и даже не думает, набрав в лёгкие свежего воздуха, резко повернуть в неожиданную сторону.
«Лобстер» оказался поводом для серьёзного подытоживающего размышления о творчестве и философии Лантимоса, поскольку этот фильм, будучи наиболее доступным для массового зрителя, являет собой продолжение и заметное развитие основных тем и моментов его прошлых фильмов. Лантимос всегда видит человека как флешку, которую можно наполнить чем угодно и как угодно, можно даже из одной флешки перекачивать данные в другую (как это было в «Альпах»), и он в экспериментальных условиях наблюдает за совместным существованием «человеков-флешек».
В своём новом эксперименте Лантимос придумал мир, где по закону человеку запрещено существовать без пары. Жить в Городе и пользоваться его благами можно, только если у тебя есть любовник или супруг. Тех же, кто по какой-то причине одинок, отправляют в специальный Отель, где им за полтора месяца необходимо найти себе пару, а в случае неудачи превращают в животное по выбору и выпускают в Лес (главный герой заранее решил стать лобстером, потому что очень любит море). Часто постояльцев отеля возят в этот самый Лес охотиться на партизан-одиночек несогласных с режимом.
Ключевое слово здесь – «мир»; почему и зачем этот мир устроен именно так, опять же, никто не объясняет, да это и не нужно. Главное, что это позволяет режиссёру рассуждать масштабнее и полнее, теперь он может смотреть на одну вещь со многих сторон, от одного постепенно переходить ко второму, возвращаться, если надо, к первому и выходить на третье. Так, Лантимос, «наигравшись» в Отеле, выпускает главного героя в Лес, где обитают радикальные одиночки, но и там герой не находит себе места, затем отправляет его в Город, где герою предстоит сделать роковой выбор в духе царя Эдипа. Отель, Лес и Город – по сути зеркальные отражения друг друга, в которых видно нелепость мироустройства. Лантимос, ядовито издеваясь над абсурдной логикой человеческих взаимоотношений, приходит к мнению, что человека вовсе нельзя насильно связывать с другими людьми. Итога у такой «связки» два: либо ложь, как в Отеле (ради сохранения человеческой формы можно притвориться и поиграть во влюблённость), либо абсурд, как в Лесу, где за поцелуй могут отрезать губы.
«Лобстер» динамичнее, разнообразнее, радикальнее, тоньше и глубже своих предшественников, но при этом это тот же Йоргос Лантимос. Те же холодные цвета и отстранённая операторская работа; только теперь камера задвигалась, начала плавать и что-то вечно искать и находить. Та же максимально схематичная и условная актерская игра, только теперь те же «люди-флешки» в исполнении Колина Фаррелла, Рэйчел Вайнс, Джона Си Райли и Леи Сейду вдруг стали играть полутонами, неожиданными жестами и мимикой.
Однако главное творческое приобретение Йоргоса Лантимоса – это, конечно, внезапно появившийся юмор, яркий признак творческого роста. Если «Клык» был вовсе не способен вызвать хоть какую-то эмоцию, а в «Альпах» была максимум пара забавных моментов, то в «Лобстере» Лантимос наконец сумел показать царящий абсурд не только страшным, но и уморительным.
Илья КЛЮЕВ
Фото с сайтов: lanthimos.com и imdb.com
0 комментариев