Ровно 20 лет назад из жизни ушли два замечательных человека: композитор Микаэл Таривердиев, музыку которого мы знаем по многочисленным фильмам («Ирония судьбы», «Семнадцать мгновений весны», «Король-олень»), и Горислав Колосов – профессор, первый декан факультета журналистики ВГУ. Вера Таривердиева, в девичестве Колосова – вдова Таривердиева, дочь Горислава Валентиновича – поделилась с нами воспоминаниями о муже и об отце.
— Вчера прошел концерт «Семнадцать мгновений весны» памяти Микаэла Леоновича, вы принимали в нем участие. Этот концерт отличался от уже прошедших в этом году?
— Конечно, каждый концерт отличается репертуаром. Оркестр другой, со своей особой манерой, принимал участие местный баритон, который исполнил три песни. В этом году музыка Микаэла Леоновича звучит очень много, в разных городах, ведь юбилей, к тому же год кино.
— Помимо концертов, каждый год проходит Международный конкурс органистов имени Таривердиева, который организуете лично вы. Какие задачи ставит перед собой этот конкурс?
— Ну, во-первых, развивать профессию органиста. Я вам скажу, что за время существования этого конкурса в Калининграде, где он начинался, он очень сильно повлиял на жизнь города. Появился новый большой орган в Кафедральном соборе, строительству которого мы в том числе посодействовали. Международный конкурс органистов — это имиджевое событие для города, Калининград сегодня признан органной столицей России.
Во-вторых, продвижение музыки Таривердиева. Изменение его образа — от композитора, пишущего только для кино, к пониманию многогранности его таланта. На конкурсе обязательно исполнение произведений Таривердиева, он много писал для органа, и в органном мире его эксклюзивный репертуар уже общепринят. Органисты знают и понимают, почему конкурс имени Таривердиева. Некоторые зарубежные исполнители удивляются, что Микаэл Леонович писал музыку для кино, как здесь удивляются, что он писал органную музыку.
И, в-третьих, – открытие новых имен, конечно. Каждый наш конкурс – это шесть лауреатов. Их очень много, и некоторые из них сегодня уже ведущие органисты с мировыми именами. Скажем, у нас одна из самых ярких лауреатов – Ивета Апкална, сегодня «superstar» в органном мире. Сейчас она солистка гамбургской Филармонии на Эльбе. Ее первой большой победой стало первое место у нас на конкурсе, это была ее первая премия.
— Совсем скоро Новый Год. У вас были какие-то особые традиции, связанные с этим праздником?
— Были. Мы наряжали елку, вешали на елку орден Трудового Красного Знамени и прочие медали и смотрели фильм «Ирония судьбы».
— А вообще в жизни у вас были какие-то случаи в стиле «иронии судьбы»?
— Ой, вокруг меня постоянно такие происходят! Например, лауреат нашей первой премии в конкурсе, голландец, влюбился в лауреата четвертого конкурса, в японскую органистку Хироко Иноуэ, солистку Калининградской филармонии. Они поженились. Голландцу до этого был поставлен диагноз, согласно которому он не мог иметь детей. Но у них родился сын. Мальчику в этом году исполнилось 6 лет. Единственная японская школа в России находится в Москве. На улице Строителей! Там они и живут.
— Вы ведь работали в газете. Как Микаэл Леонович относился к вашим работам и вообще к журналистике?
— Очень хорошо, он мною гордился. Я ведь вообще-то не журналист, и, когда я пришла работать в газету, я газет не читала. И сейчас не читаю. Я только писала. Но мне в моей профессии это помогло, потому что я не знала правил и писала без них. Так что я была довольно вольным писателем и довольно быстро прославилась.
В советское время журналистика другой была. Если мы допускали ошибку, с нас шкуру сдирали почти живьем. Это была действительно серьезная профессия, не то что сейчас. Я в этом году побила рекорды, раздавая интервью: был период, когда я давала интервью каждый день в течение полутора месяцев вокруг юбилейной даты Микаэла Леоновича. Нет, были и замечательные интервью, но, в основном, это одни и те же вопросы, спрашивают то, о чем ты уже десятилетие рассказываешь… «А правда, что Таривердиев украл музыку у Фрэнсиса Лея?» Да уже давно в музее телеграмма висит от Фрэнсиса Лея с опровержением. Я просто поражаюсь!
— Вы наблюдали процесс рождения музыки?
— Да, постоянно. Это особое состояние творца. У Микаэла Леоновича было два процесса творчества: сочинение музыки кино — это происходило дома в студии со звукорежиссером и было очень интересно — и написание партитуры. Но за партитуру он садился тогда, когда у него уже был замысел в голове целиком, и всё звучало от первой до последней ноты. Я могу рассказать конкретный случай. Симфония для органа «Чернобыль», которая длится около получаса. В сентябре 1986 года мы с Микаэлом Леоновичем были в Чернобыле, он не собирался ничего писать. Через месяцев восемь это, вот что называется, бац! – и упала музыка ему в голову. Что-то произошло внутри. Бац! – и он сел и сыграл ее от начала и до конца.
— То есть он ее даже не сочиняет, она как будто приходит ему откуда-то?
— Да. Абсолютно так же писал Моцарт. Расскажу про альтовый концерт. Может быть, это более наглядная история. Микаэла Леоновича Башмет [Юрий, советский российский альтист, дирижер] пригласил на передачу «Вокзал мечты». Башмет спросил: «А почему бы вам не написать для меня концерт?» Микаэл Леонович сказал: «Хорошо, я об этом подумаю». Это было в пятницу.
В субботу и воскресенье – дым коромыслом, у Микаэла Леоновича большая работа, написание музыки кино. В воскресенье они со звукорежиссером уже заканчивают… К нам приезжает наш близкий друг со своей девушкой. Микаэл Леонович устраивает перерыв, я кормлю их обедом, вот они сидят пьют кофе, и вдруг у Микаэла Леоновича появляется такой отсутствующий взгляд… Видно, что его нет здесь. Он встает из-за стола. А звукорежиссер очень хорошо его чувствовал… И они вдвоем уходят, приходят через полчаса. И Микаэл Леонович говорит: «Хотите послушать концерт для альта и струнных?». Спрашиваем: «Микочка, когда написал?» А он говорит: «Да только что».
И мы идем, слушаем этот концерт. Концерт для альта и струнных в романтическом стиле. Потрясающий, трагический, прощальный. Сочинение ухода. Это поразительно.
— Как можно охарактеризовать музыку Микаэла Леоновича?
— У его музыки есть такая удивительная способность: быть понятной и возвышенной одновременно, даже в самых сложных произведениях. В каждом человеке есть что-то возвышенное. В это верил Микаэл Леонович и в это верил мой отец Горислав Валентинович.
— Они оба покинули нас в 1996 году. Расскажите, каким был Горислав Валентинович Колосов?
— Папа был мне очень близким человеком, я «папина дочка». Он мне рассказывал сказки о попе и его работнике Балде, придумал больше сотни серий про их перипетии…
Расскажу один случай из своего детства. Он купил дачу и стал возделывать сад. Земля там удивительно плодородная, где семечко от яблока упало – там выросло дерево. Было у него удивительное увлечение – он делал прививки на дереве. Он привил пять разных сортов яблок на одной яблоне! Это его очень характеризует. Это мой папа — у него всё получалось. Его можно охарактеризовать словами: авантюрист, приключения, путешествия.
ИСТОРИИ С КАФЕДРЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ЖУРНАЛИСТИКИ О ГОРИСЛАВЕ ВАЛЕНТИНОВИЧЕ КОЛОСОВЕ («Горислава Валентиновича уже много лет нет с нами, а в воспоминаниях он, как живой», — Лев Ефремович Кройчик)
Разговор с Верой Колосовой происходил на кафедре теории и практики журналистики, которую многие годы возглавлял Горислав Колосов. Когда речь зашла о Гориславе Валентиновиче, преподаватели решили поделилиться воспоминаниями и несколькими примечательными историями о первом декане журфака ВГУ.
Лев Ефремович Кройчик:
— Когда Горислав Валентинович приехал сюда к нам работать, он с нами знакомился. Заводил всех в свою гостиницу – не в один час, по одиночке, и каждого прощупывал. У меня было такое ощущение, что он думал: стоит ему сюда ехать или не стоит. Имея в виду не зарплату, не квартиру, которую ему обещали, а людей, с которыми ему нужно будет сотрудничать. С каждым из нас он провел отдельную беседу – с Ритой Стюфляевой, со мной, Кулинчевым Вадиком и другими… Я думаю, что после того, как он нас всех «прощупал», он точно понял, что приедет сюда работать.
Я его видел в самых разных обстоятельствах, и он всегда оставался самим собой, он охотно принимал шутки по своему поводу. Все, не сговариваясь, отмечают его удивительную способность воспринимать окружающий мир с позиции добра. Человек прошел войну, он минометчик, был оглушен, контужен, но даже это его не раздражало в отношениях с другими людьми – вот я такой-сякой, жалейте меня – нет! Он был напрочь лишен какого-то гонора по отношению к окружающим, он ко всем относился одинаково хорошо. У него было великолепное чувство юмора, он всегда рассказывал массу смешных историй про самого себя.
Про Горислава Валентиновича и баню
Однажды, в годы своей относительной молодости, он пошел в баню. Жена приготовила ему вещи, сказала, возьмешь там. Ну, он взял авоську и ушел с ней в баню, это в Алма-Ате было. Приходит мыться, лезет в авоську, смотрит – а там мешочек с картошкой. Он с картошкой мыться пошел! И не потому, что он рассеянный, а потому что он сосредоточенный. Ему сказали – иди и делай то-то, он пошел и сделал. Горислава Валентиновича уже много лет нет с нами, а в воспоминаниях он, как живой.
Как Горислав Валентинович первый раз садился за руль
— Я тоже вспомнил один момент про Горислава Валентиновича, — сказал Петр Иванович Новиков. — Покупает, значит, Горислав Валентинович «Жигули». Говорит: «Сейчас я вас прокачу!» Мы сели, и, как сейчас помню, там был один перекресток: Среднемосковская – Энгельса. И знак какой-то. Он спрашивает меня: «Вы знаете, что это за знак?» Мы не знали. Он, значит, проезжает знак, спокойно останавливается, мы открываем правила, смотрим, а знак этот – «Остановка запрещена».
— Это совершенно точно! – улыбнулся Лев Ефремович. — Горислав очень долго мечтал купить машину, и, наконец, приходит, говорит: «У меня машина. Поехали!». Я думаю: ну как вообще ездить с человеком, который первый раз садится за руль?! Говорю: «Я не поеду!» А он: «Почему?» Я говорю: «А как я поеду, я не знаю, как вы водите машину». А он говорит: «Я хорошо вожу!» Я поколебался-поколебался и — сел.
Мы поехали с факультета, тогда это еще было на Площади Ленина, 10, значит, садимся и едем в Юго-Западный, где я живу. Едем, и вот перекрёсток, где Цирк… Там, во-первых, трамвайные рельсы лежат еще во все стороны, во-вторых, провода троллейбусные, и в-третьих – неровная, незаасфальтированная поверхность. И светофоры светят в разные стороны.
Горислав Валентинович говорит: «Понавешали тут светофоров…» Я говорю: «Давайте лучше стоять! Я здоровый человек, которому жить хочется» А он: «Ну что стоять-то будем? Мы поедем!» Он начинает пододвигаться к светофору, и в этот момент снова зажигается какой-то светофор, красный. Я говорю: «По-моему, нам нужно остановиться», а он: «Чего это? Мы уже начали движение, поехали» И почему-то в этот момент появляется какая-то машина, и милиционер нам машет. Я говорю: «По-моему, от нас требуют остановиться». А Горислав Валентинович отвечает: «Я не буду останавливаться, я не знаю, как это делается».
Горислав Валентинович и мопед
— А меня он на мопеде возил, — вспомнила Вера Колосова. – И из-за этого мама ему устраивала большой скандал! Это было еще в Алма-Ате. Вы представляете, замдекана факультета журналистики, который ездит на лекции на мопеде! Расскажу, как он появился: мне 6 лет, у нас в Алма-Ате в квартире сделали ремонт. Мы с мамой приходим в домой, а в гостиной, в которой еще не было никакой мебели, со свежевыкрашенными полами и так далее… Приходим – бац! – в гостиной мопед стоит. Папа его выставил похвастаться!
Я думаю, — поделился своими мыслями Лев Ефремович Кройчик, — что есть нечто общее между Гориславом Валентиновичем Колосовым и Микаэлом Леоновичем Таривердиевым. Это общее – доброта. Они оба добрые люди. Они как-то удивительно совпали по своим взаимоотношениям с миром. Когда вчера мы слушали концерт, я почувствовал, что это очень добрая музыка – она не то что утешает или не раздражает, она добрая, потому что в ней есть ощущение приятия мира. Музыка Таривердиева настраивает на принятие мира.
Беседовала Анастасия ПАЛИХОВА
Фото Андрея ЗОЛОТУХИНА и Владимира ТУЛУПОВА
0 комментариев