Мемуары, содержащие леденящие душу подробности появления на свет Большого Академического хора физфака ВГУ.
Немногие, увы, могут сейчас с достоверностью описать те знаменательные события, которые происходили более полувека назад. Мне, обладающему невероятной скромностью, феноменальной памятью и энциклопедическим образованием до буквы «К» (после буквы «К» прервалась моя подписка на Большую Советскую Энциклопедию и тщательно прочитанные тома были благополучно сданы в букинистический магазин), посчастливилось стоять у самых истоков такого уникального явления, как БОЛЬШОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ХОР физического факультета ВГУ.
Вынужден сразу попросить прощения за то, что, чисто физически (я по образованию физик) я не могу здесь упомянуть всех ребят и девчонок, принимавших участие в этом феноменальном, как сейчас говорят, проекте. Надеюсь, что сия хроника пробудит у них самые светлые воспоминания!
Итак, как всё начиналось!
Вначале, как водится, было Слово… И Слово это сказал партком ВГУ. После оглушительного выступления физфака на очередной «Университетской весне» один (одна) из членов жюри заявил(а), что, дескать, такой большой факультет, как физический, смог бы, например, и организовать большой хор, который исполнял бы достойные патриотические песни современных советских композиторов. В тот год физфак на «Весне» не победил…
На следующий, 1965 год были сделаны робкие попытки сыронизировать по этому поводу. В фильме «Жили-были старик со старухой», представленном на «Весне», был эпизод, когда под титры «Большой Академический хор физического факультета» в разрыве занавеса возникали три(!) лица – одна девчонка и два парня (сарказм прошёл незамеченным)…
А надо бы вам знать, что в ту пору на физфаке гремел молодой и талантливый доцент кафедры теоретической физики Станислав Георгиевич Кадменский. Счастливчиков, сдавших ему экзамен с первого раза, можно было пересчитать по пальцам. Он летал на планерах, нырял с аквалангом и лазал по скалам и в перерывах между лекциями руководил художественной самодеятельностью физфака.
Он, по непостижимым для меня критериям, умел отбирать талантливых людей, которые могли не только терпимо учиться, но и показывать на сцене, что физики – тоже люди, которым ничто человеческое не чуждо. По случайному стечению обстоятельств мне повезло затесаться в их число.
Мы обычно собирались в 213-ой аудитории главного корпуса ВГУ, которая носила название Комитет комсомола физфака. Там до хрипоты спорили, какие номера и каким образом могли бы пройти на «ура». Станислав Георгиевич никогда не отвергал никакого мнения и очень приветствовал, когда кто-нибудь говорил: «А вот, в порядке бреда…» и предлагал свою идею.
На дворе в то время стоял 1966-67 учебный год. И как-то раз в одно из таких собраний Станислав Георгиевич (для краткости я, в дальнейшем, буду применять имя «Стас» – именно так мы его между собой называли) рассказал нам, между делом, о претензиях по поводу отсутствия хора на таком могучем факультете.
Идея, овладевшая массами в количестве примерно пятнадцати человек (больше в 213-ую аудиторию просто не помещалось), стремительно начала становиться материальной силой! Ожесточённые споры развернулись вокруг названия будущего коллектива. Слово «большой» приняли все единогласно, потому как смешно. Слово «академический» приняли также, потому как ещё смешнее. Про слово «мужской» разногласий не было. Про слово «объединённый» возникли некоторые недоразумения, но Стас сказал, что так надо! В результате этот конгломерат получил название – «Большой мужской объединённый академический хор физического факультета». Фу-ф, гора с плеч! Однако возник вопрос о репертуаре, то есть, а что мы, собственно, собираемся петь? За три часа перед концертом родилась-таки песня, с которой новоиспечённый коллектив должен был выйти на сцену…
Первое выступление хора глазами очевидца (взгляд изнутри)…
Не имея ни голоса, ни слуха, но обладая тягой к пению, я понял, что в хоре петь можно – товарищи поддержат! Они меня и поддержали. После объявления нашего номера из одной кулисы вышли с едва скрываемым достоинством четыре строго одетых молодых человека. Одновременно из другой кулисы вышли почти такие же люди, но с некоторой разницей. Валерка Лысиков поддерживал меня слева, а Юрка Ясырев – справа. Кое-как, вытащив меня на сцену и утвердив на негнущихся ногах, они заставили меня взять друг друга под локоток и задрать подбородок (тогда-то я понял, почему хор называется академическим). После этого вышел дирижёр хора – Андрей Николаевич Чеботарёв… Уже одно само его появление на сцене всегда вызывало в зале ажиотаж.
Раскланявшись с публикой и с хористами, Андрюха взмахнул руками, и тут началось… Самое главное было – не смотреть на его руки, потому что его взмахи не имели ничего общего с мелодией, тактом и исполняемым произведением вообще.
А произведение выглядело следующим образом. На мотив М.И. Глинки из оперы «Жизнь за царя» (в те времена – «Иван Сусанин») хор вдохновенно пел:
Славься ты, славься, родной факультет!
Дал ты приют нам на несколько лет!
После чего незатейливо переходил на частушечный куплет:
Топится, топится в огороде баня.
Поступил на физфак юный физик Ваня!
Далее в торжественной части песнопения восхвалялся физфак, а частушечной – предрекалась незавидная судьба физику Ване.
К счастью, гнилых помидоров в апреле месяце в Воронеже в те времена не бывало, и поэтому мы смогли покинуть сцену достойно.
На следующий день мы с некоторым изумлением узнали, что наше выступление было принято публикой достаточно благосклонно, и народ ждёт продолжения, после чего мы пустились во все тяжкие.
Все тяжкие заключались в следующем.
Например, всегда подтянутые ребята выходили на сцену, брались за ручки и вожделенно ждали дирижёра. Появлялся Андрюха Чеботарёв, повелительно взмахивал руками, хор набирал в рот воздуха и молчал пару минут, после чего конферансье торжественно объявлял: «Большой мужской объединённый академический хор физического факультета исполнил знаменитую «Песню без слов» прогрессивного западного композитора Мендельсона». (Ха-ха-ха!)
Но это была просто шутка, а между тем наши извечные соперники филологи подошли к проблеме весьма серьёзно. Под руководством светлой памяти Александра Тихоновича Смирнова на филфаке был срочно создан певческий ансамбль (в основном из девушек), который, кстати, с блеском спел старинный студенческий гимн «Gaudeamus».
Ответ не замедлил себя ждать, так как такой афронт просто не мог быть не замечен.
В выше упомянутой 213-ой аудитории срочно собрался штаб и провёл то, что сейчас принято называть «мозговым штурмом». Честно сказать, мозги там не сильно участвовали: мы просто понавтыкали в латинский язык несколько иностранных, кто какие знал, слов.
В результате Большой мужской объединённый Академический хор физического факультета с присущим ему мастерством исполнил примерно следующую песню:
Gaudemaus igitur,
Uvenes dum sumus!
Veni. vidi витино
Намотай на умус!
Dekanat und Rektorat,
Ċe la vie, amore, kraft!
Профместкомус браво!
Коллективус слава!
Vivat Academia!
Vivat professores!
Лазер, мазер, граммофон,
Плинтуса, рессорес.
Но не в vino veritas,
Veritas in homo,
Vivat хромосома!
Vivat хромосома!
Казалось бы, бессмысленный набор слов, но!
Через пару месяцев на неофициальной части банкета после завершения очередного семинара по проблемам α-распада где-то в Дубне или Черноголовке Станислав Георгиевич Кадменский исполнил сей опус перед изумлёнными участниками, после чего прослезившиеся академики подходили к нему и просили списать слова, говоря, что в этой песне очень точно отмечены тонкие нюансы проблем физической науки! После этого гордость наша перестала иметь всякие пределы, так как мы не вкладывали в эти вирши никакого смысла, а просто хотели передразнить филологов. Ан, академикам виднее!
Забегая вперёд, должен отметить, что следующие за нами поколения добавляли к этому «гимну» свои куплеты, отвечавшие злобе дня, в результате чего старинная студенческая песня обретала вторую, третью и т.д. жизни! Но апофеозом тогдашнего изначального Большого академического хора явилось его выступление на праздновании юбилея ВГУ, которое происходило в 1968 году в ДК им. 50-летия Октября.
За день до выступления прибежал Стас Кадменский и заявил, что от нас ждут хорошей поздравительной песни. К половине десятого вечера после долгих дебатов была утверждена концепция песни: петь о наших преподавателях, не сильно их задевая. Оставались мелочи – что петь и на какой мотив? В этот момент Станислав Георгиевич вдруг услышал, как Валерка Гитлин, практически засыпая, мурлыкал себе под нос песенку «Живёт моя отрада» и вскричал: «Ребята! А ведь под этот мотив ложатся все наши преподаватели!». И дело пошло!
Мы вежливо поинтересовались у Стаса, насколько далеко можно заходить, сочиняя песни о наших наставниках? Он ответил: «Так далеко, как сможете, потом отредактируем». Получив, таким образом, карт-бланш и воспользовавшись кратковременным отсутствием Станислава Георгиевича, мы рискнули втиснуть в один из куплетов и его персону. Быстро вернувшись, он бодро вопросил: «Так! Ну и что вы тут без меня сочинили?». Скромно потупив очи, мы зачитали ему свежесочинённый куплет, из разумной предосторожности заменив «Кадменский» на фамилию завкафедрой атомной физики «Кавецкий». Оглядев наши честные лица, он понял всё!
— Ладно, ребята, лажайте и меня тоже, – вздохнув, согласился Стас.
Таким образом, в песне появился один из самых, на мой взгляд, удачных куплетов:
Через шторма и бури
Корабль приходит в порт…
Семь шкур дерёт Кадменский,
А восемь – Раппопорт!
Вот в таких муках рождалась известная песня, исполняемая на физфаке и по сей час.
Но проблема заключалась не в этом. Дело в том, что в нашем хоре не было солиста, который мог бы вести основную партию. И тут, опять-таки, «в порядке бреда» ляпнул, по-моему, Юрка Ясырев: «Но не Лёша же Прохоров!». Народ обалдел, а Стас вскричал: «Юра! Ты гений».
Лёша Прохоров – замечательный парень, (награждён, кстати, медалью «За освоение целины») и мы очень подружились с ним на Веневитиновском кордоне, когда он пел свои любимые трогательные песни: «Как-то по проспекту с Манькой я гулял» и «Маруську в крематорий на тракторе везут».
Юрий Васильевич Ясырев, единственный, обладавший в нашем хоре музыкальным слухом, любезно откликнулся на предложение поделиться своими воспоминаниями об участии в нашем хоре Лёши Прохорова. Привожу его впечатления без купюр, хотя, я и считаю, что Юрка не смог избежать некоторых фактологических неточностей.
[Начало цитаты]: Если вы спросите любого выпускника физфака о традициях его родного факультета, то в первой тройке оных наверняка услышите: БАХ – большой академический хор. А начиналось всё в 1967 году во время подготовки очередной Университетской весны. В те времена бессменным организатором и вдохновителем физфаковской «Весны» был Станислав Георгиевич Кадменский.
Прослушивание и отбор желающих Кадменский проводил с группой доверенных и искушённых молодых товарищей. Желающих выйти на университетскую сцену было много. Поэтому отбор был жёсткий.
И вот на сцене представляется очередной приличный скромный юноша: Прохоров Леонид, третий курс. В руках гитара. Глаза горят. Зажав гриф гитары, он без церемоний, со всей мочи ударил по струнам и запел. И тут случился гром, лавина, ураган, рухнул потолок… Люди, застигнутые этим явлением в зале, оцепенели в первый момент от глубины переживаний и запомнили этот момент, как и я, надолго.
Здесь необходимо краткое лирическое отступление. Как известно, есть совсем немного в мире людей, одарённых с рождения абсолютным слухом. Такой человек, услышав любой звук, безошибочно находит соответствующую клавишу на пианино. Прохоров Леонид обладал полным и абсолютным отсутствием слуха. Это трудно себе представить, потому что люди без слуха обычно правильно «попадают» в 60, ну в 40 процентов нот. Прохоров Леонид не попадал ни в одну ноту.
Раскаты его хриплого, но очень громкого голоса завораживали. При этом, судя по выражению лица, ему очень нравилось это звукоизвлечение. Он пел про Маруську и институт Склифосовского, в общем, про трагическую любовь.
Когда он закончил, и скорчившиеся от буйного хохота случайные зрители распрямились и вытерли слёзы, Кадменский, вдруг посерьёзнев, произнёс историческую фразу: «Я всё понял. У нас на физфаке будет мужской хор. И этот парень будет в нём солистом».
С тех пор более, чем за сорок лет через этот славный коллектив прошли сотни достойных представителей физиков с поющей душой и пламенным сердцем.
Пели мы песни собственного сочинения. Одна из первых рассказывала про ВГУ и родной физфак:
Живёт моя отрада в высоком терему,
А терем тот высокий зовётся ВГУ.
В том тереме высоком физфака слышен гул,
Куют науки кадры налево, за углом
[Конец цитаты].
Как проистекал апофеоз…
На шикарную сцену ДК им. 50-летия Октября вышли с двух сторон по пять (к тому времени хор несколько разросся), приличных с виду, юношей и приняли ту позу, которую мы считали академической. Через пару мгновений на авансцену выскочил, слегка взъерошенный, Лёша Прохоров и коряво поклонившись публике, начал выкрикивать первый куплет песни «Живёт моя отрада» (глаголы «орать» и «голосить» для описания ситуации подходят тоже).
Оправившись после сиюминутного шока, хор нежными, но почему-то слегка дрожавшими от еле сдерживаемого хохота голосами, подхватил последние две строчки: «А терем тот высокий зовётся ВГУ». Дальше всё пошло по накатанной. Лёша с полной отдачей самозабвенно оглашал очередной куплет, а мы, в меру сил, ему подпевали. (Кстати, после этого одна из наших преподавательниц, обладающая музыкальным слухом, сказала: «Мальчики, а вы, оказывается, неплохо поёте». А то! На Лёшином-то фоне!).
Слегка придя в себя, я начал посматривать в зал, чтобы определить реакцию публики. Реакция была следующей. Студенты в задних рядах неисствовали! Преподаватели, заполнявшие первые ряды, вели себя достаточно единообразно. Когда в озвучиваемых Лёшей куплетах упоминалась чья-то фамилия, они дружно хохотали, за исключением тех, кто в данный момент упоминался. Упоминаемые же лица либо пытались делать вид, что это к ним не относится или, вообще, они здесь случайно. Во время исполнения припева реакция существенно менялась. Уже охваченные песней преподаватели злорадно поглядывали на соседей, гадая, про кого же из них споют в следующем куплете.
Так вот, о самой песне. Затрудняюсь определить её жанр, но, скорее всего, это было близко к раешникам, основанным на богатом физическом фольклоре. Для полноты впечатлений, в качестве примера, рискну привести, помимо уже выше цитируемого, ещё несколько куплетов.
Пришёл я после школы,
Не зная ни шиша!
Но, славу Богу, Маркова
Прочла всего Фриша!
С трудом удерживаюсь от желания процитировать этот шедевр полностью (скорее всего, этого не смог бы сделать никто, потому что песня в дальнейшем обрастала новыми куплетами).
После, не побоюсь этого слова, оглушительного (спасибо Лёше Прохорову!) успеха участники хора долго купались в лучах славы. Как правило, до встречи с воспетыми им преподавателями…
Однако в репертуаре хора были не только подобные убойные песни. Физикам никогда не была чужда некоторая лиричность!
Нежно-лирическое выступление хора…
Как-то раз (а именно в 1970 году) на очередном просмотре номеров, подготавливаемых к «Университетской весне», мы увидели выступление группы девушек с младших курсов. Да-да! На физфаке учились ещё и девчонки и, надо сказать, очень даже, между прочим, ничего!
Коллектив симпатичных представительниц прекрасного пола под руководством Наташи Файнман исполнял на какой-то цыганский мотив песенку собственного сочинения об актуальных проблемах, связанных с трудностью обучения на третьем курсе. Нам всем очень понравилось (здесь не про песню)! Однако Станислав Георгиевич непреклонно заявил: «Здесь всё-таки Университет, а не железнодорожный техникум!» и сделал девушкам предложение, от которого они, к счастью, просто не смогли отказаться. Стас предложил им спеть что-нибудь вместе с Академическим хором! На робкий вопрос: а что, собственно, будем петь? – мы получили от него конкретный ответ: «Что-нибудь придумаем!».
И ведь придумали! Где-то около часа ночи Станислав Георгиевич вспомнил какой-то трогательный мотивчик какой-то трогательной песенки о том, как изнывающий от неразделённой страсти студент поёт под окном своей пассии ночную серенаду. Остальное стало делом техники и выкристаллизовавшегося к тому времени недюжинного мастерства коллектива сочинителей. Более того, в песню были включены некие элементы драматургии…
Внешне это выглядело так. С одной стороны кулис высыпала стайка весёлых девушек. С другой стороны кулис торжественным шагом понуро выходила мужская часть хора и мрачно запевала:
Пала ночная тень,
Солнце закрыло очи.
Кончился ясный день,
Близится царство ночи
и пыталась объяснить в песенной форме, почему же они так грустят.
Потом под следующие слова этой замечательной песни:
Вот и взошла Луна,
Тоже грустит, наверно…
на сцене вдруг появлялся Андрюха Чеботарёв. На этот раз вместо – слава Богу – дирижирования он просто размахивал невесть откуда взявшимся соломенным канотье, (что, очевидно, должно было олицетворять Луну). В результате зал, буквально, ревел!
К чести наших девчонок, они, давясь от хохота, сумели-таки допеть исполненные глубокого смысла завершающие куплеты:
Даже Луна в ночи
Знает закон Ньютона!
Милый, давай дружить,
Сердце ж отдам другому!
Только науке буду верна,
Жизнь проживу недаром!
Чисто физически я отдана
Лифшицу и Ландау!
И снова хор купался в лучах славы!
Что было дальше…
К сожалению, всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Так в 1971 году закончилось моё обучение в университете. Все суровые годы службы в армии меня согревали воспоминания о физфаке и его Академическом хоре!
Тщательно защитив южные рубежи нашей Родины, в 1974 году я вернулся в Воронеж и поступил на работу в родной университет. Одним из первых меня встретил Вовка Дурденко (доктор технических наук, профессор, полковник милиции в отставке Владимир Андреевич Дурденко), который в отсутствии Стаса Кадменского вовсю руководил художественной самодеятельностью физфака, к чему немедленно привлёк и меня.
Тогда я с изумлением отметил, что Большой академический хор за годы моего отсутствия не только не почил в бозе, но и получил дальнейшее мощное развитие. Талантливые ребята (Женя Южанин, Юра Лыков, Серёжа Труфанов и многие другие) подхватили наше знамя и подняли его на новую высоту. Состав хора значительно увеличился – многие считали за счастье поучаствовать в нём! К старым песням («Gaudeamus») добавлялись новые куплеты. Создавались новые песни, появлялась интересная сценография.
Так, например, в песенке про влюблённого физика на мотив из к/ф «Бриллиантовая рука» ребята выходили с воздушными шариками, на которых было выведено: «ПРЮВЕТ ЖЮРИ!». Очень забавно.
И опять было Слово… И снова это Слово сказал Партком. На «Весне» 1974 года хор, помимо всего прочего, выступил с не свойственным ему репертуаром. А именно была исполнена песня «Не расстанусь с комсомолом!».
К тому времени молодёжь уже начинала довольно нигилистически относиться к официальной идеологии. И вот, представьте! На сцену бодро выходят подтянутые юноши и задорно, я бы даже сказал, с азартом и от души, исполняют эту, в общем-то, замечательную песню. Эффект был потрясающий! К моему изумлению, зал встал, начал подпевать и хлопать в такт! Хор долго не отпускали со сцены – бурные аплодисменты, переходящие в овации (серьёзно!).
Слово парткома было следующим: «А почему ни у одного из участников во время, в общем-то, неплохого исполнения хорошей песни не было комсомольского значка?». В тот год физфак на «Весне» не победил…
А что теперь…
Жизнь вносит свои коррективы, и в 1975 году мне пришлось уехать из Воронежа. Когда же в 1999 году удалось вернуться, я с чувством глубокого удовлетворения узнал, что традиции «Университетской весны» несмотря ни на что сохранились и на каждой из них обязательно выступает Большой академический хор физического факультета. Увы, мне не довелось ознакомиться с его текущим репертуаром, но сам факт очень греет душу!
Окончательно я был добит, когда мой племянник, поступив в 2007 году на наш физфак, пришёл ко мне с вопросом: «Дядя Валентин, мне предлагают принять участие в БАХе, стоит ли соглашаться?». Я сначала не понял, но быстро выяснил, что полное наименование хора нынче сократилось до этой аббревиатуры. Угадайте, что я ответил?
В заключение могу сказать, что, в общем-то, не сильно хочется, но если вдруг когда-нибудь придётся, то умирать можно спокойно. Не напрасны были труды наши! Академический хор жив!!!
Валентин МЕШКОВ,
выпускник физического факультета ВГУ 1971 года
Фото из архива автора.
P.S.
Университетская Весна-2019
25 марта 2019 года. «Весна» физического факультета ВГУ
0 комментариев