Выпускник филфака ВГУ 2020 рассказал об изучении четырех языков, семестре по обмену в Германии и на каком языке интереснее материться.
— Дима, как ты провёл самоизоляцию, чем занимался, что нового для себя открыл и понял?
— Строго соблюдать режим изоляции получалось только до конца мая, потом уже стало невыносимо. Наверное, в этот момент и стало понятно, что я — существо всё-таки социальное, как бы временами ни хотелось побыть наедине с собой.
В принципе, занимался тем же, чем и остальные студенты, только со скидкой на дипломный семестр: я в этом году окончил филфак ВГУ. Как-то не получается вспомнить что-нибудь особенное. Четыре общажных стены да вылазки за едой — вот, собственно, и все мои будни на изоляции. Ну, иногда ещё задания на дистанте.
Плюс такого «осадного» положения, наверное, только в том, что я приобрёл некоторые полезные бытовые привычки: начал более-менее тренироваться, наладил режим сна, подлечил депрессию таблетками. В остальном карантин был не таким уж продуктивным. Еще сделал вторую татуировку.
— Расскажи о татуировках.
— У меня их две. Первую сделал на свой прошлый день рождения. Набил две строчки из песни группы Die Ärzte: «Es ist nicht deine Schuld, dass die Welt ist, wie sie ist, es wär' nur deine Schuld, wenn sie so bleibt». По-нашему примерно переводится как «твоя вина не в том, что мир такой, твоя вина лишь в том, что ты его не меняешь». Она ещё в международной фонетической транскрипции. Вторая — дата рождения на иврите.
— Сколько языков ты знаешь и на каком уровне?
— Английский и немецкий где-то на границе между В2 и С1. Испанский и польский на уровне новичка, если не брать в расчёт чтение – оно получше. Раньше всего я увлекся немецким — со второго класса. Не знаю, на что можно это увлечение списать, я был ещё не совсем в сознательном возрасте. Английский я начал изучать в 10 лет в частной языковой школе — мама всё-таки настояла на своём. В процессе учебы втянулся, не жалею.
С испанским познакомился где-то лет в 13, когда узнал про мексиканский реслинг. Потом, уже будучи студентом, увлекся Мексикой в целом. А Мексика — это как раз страна с наибольшим числом носителей испанского. Польский выбрал из любопытства на первом курсе универа как факультатив. Потом наткнулся в интернете на польские мемы, они усилили мой интерес к этому языку. Сейчас хотел бы подтянуть его, чтобы иметь возможность учиться в Польше.
— Планируешь изучать другие языки?
— Аппетит приходит во время еды. Я бы даже сказал, мне нужно будет слегка поумерить свои, потому что не факт, что мои хотелки пригодятся мне в будущем. Пока что это португальский, белорусский, украинский и какой-нибудь из тюркских языков. Татарский, например, или турецкий. Могу взяться и за китайский, но это если уж совсем прижмёт. Из совсем уж необязательных аппетитов выделю нидерландский, иврит и арабский.
— И как ты поддерживаешь уже то, что знаешь?
— Уж точно не за счёт учебников. Читаю, листаю мемы, смотрю видео, переписываюсь с знакомыми из-за рубежа. Очень помогает участие в университетском бадди-клубе и увлечение спортом — в первую очередь в плане живого общения, но и словарный запас тоже потихоньку пополняется. Филологическое образование тоже на руку, благодаря ему можно заметить такие связи между языками, которые обычно не видны невооруженным глазом.
— Есть ли в тех языках, которые ты изучаешь, моменты, которые тебя удивляют, или даже бесят? Если да, то расскажи о таких.
— Сейчас у меня затишье в системном изучении иностранных языков, так что того, что бы откровенно бесило, мало, да и раньше было примерно так же. Но я периодически ловлю себя на том, что иногда путаю род и/или склонение существительных и прилагательных на немецком, на который положил 14 лет, — и вот тут уж, конечно, ругаешь всех и вся на чём свет стоит.
— Как ты думаешь, изучение языков делает человека умным? И гонка за количеством — это не потеря качества?
— Само по себе изучение языков, наверное, не делает. Но словом «умный» в принципе можно вертеть как угодно, оно слишком уж коварное. Я бы скорее ответил, что знание языков делает человека более разносторонним и жизнеспособным в иноязычной среде, особенно если эти языки мировые или близки к ним. А гонка за количеством всегда чревата ущербом для качества. Хотя тому же Бальмонту или Кашкину с РГФ это нисколько не мешало — но и не факт, что они регулярно пускали в ход все свои 11 или 16 языков.
— Есть смысл учить латынь? На филфаке вас наверняка заставляли это делать. Что чувствует человек, который учит мёртвый язык?
— Ну, латынь — не такой и больной вопрос для филологов (в Воронеже уж точно), потому что на неё на филфаке отводится всего один семестр, плюс там преподаватель часто болеет, плюс зачёт обыкновенно проводится раньше остальных — вот мы и получаем неутешительную картину. В этом плане тем же медикам, фармацевтам и юристам куда сложнее. Но им и нужнее.
В повседневной жизни знание латыни, конечно, не поможет. Однако нельзя сказать, чтобы она была этаким языком для гиков — во-первых, из неё выросли современные французский, испанский, итальянский, португальский и румынский, а во-вторых, оттуда очень много чего перекочевало в другие языки, среди которых те же английский и русский. Так что свести знакомство с латынью уж точно не помешает. А насколько плотным оно будет, решайте сами.
Большинство столкнувшихся, правда, учит латынь из-под палки. И они, конечно, никак не могут понять, на кой чёрт она им вообще сдалась. А так процесс ничем не отличается от изучения живых языков — отличие только в том, что на латыни особо не поговоришь, она всё-таки уже давно не в ходу.
— На каком языке интереснее материться? И на каком этапе следует переходить от изучения цензурного языка к брани?
— Могу сказать точно, что в плане мата славянские языки никакое другое наречие переплюнуть не сможет. Поэтому интереснее, конечно, на родном русском и польском, тем более что разница в мелочах всё-таки есть. Но объяснять, наверное, придётся в личном разговоре, для печати не очень годится.
По той же причине его сложно учить системно — так что какого-то личного рецепта на предмет нецензурщины у меня нет.
— Кстати, об университете: расскажи про четыре последних года.
— Это долгая история. Я успел пожить на 3500 рублей в месяц, съездить по обмену в Германию, стать без пяти минут учителем и нажить себе депрессию. Если рассказывать подробнее, мне, наверное, и суток на всё про всё не хватит.
Что касается филфака, то одна из наших преподавательниц метко назвала его резервацией. Все внешние сходства налицо: по университетской мерке это отшиб, молодые там не задерживаются, а старые варятся в собственном соку, пытаются как-то сохранить свои традиции и передать их новичкам (а для них все эти убеждения слишком уж консервативны, чтобы воспринимать их всерьез, так как они впитали другие). Вообще, консерватизм — это бич нашего образования, филфак можно смело назвать оплотом самых одиозных «измов», он принципиально отказывается идти в ногу со временем. Два других бича — излишняя академичность и излишняя доступность (в том плане, что просто поступить, что делают это даже те, кому не надо, и что сложно вылететь). Огромные претензии есть и к учебному плану, который уже лет 5 как не меняется. Преподаватели, правда, в большинстве своем адекватные, но если уж есть какие-то заскоки, то они непременно вылезут наружу и будут отравлять студентам жизнь.
Правда, и университетская администрация делает всё, чтобы факультеты вроде нашего продолжали оставаться вот такими вот резервациями: год от года тают бюджетные места в магистратуре, большая часть ее программ не защищена от слияния с другими при недоборе студентов, на какие-либо нововведения хронически не хватает денег, международных связей у факультета также немного, новых преподавателей почти не набирают.
Но кое-какие огоньки жизни там всё же тлеют всему окружающему назло, и, в принципе, они в своё время и мотивировали меня продолжать разбираться в языке и литературе, а шире — и в себе, и в мире в целом.
— А в Германии, там все по-другому?
— Да. В первую очередь бросается в глаза необходимость выбирать предметы самому, это и есть основной принцип большинства зарубежных моделей образования. Они завязаны на студенческой самодисциплине: можно взять меньше курсов, чем у нас, и получить не такую обширную инфу, но лучше сосредоточиться на освоении того, что уже дано, закопаться глубже, так сказать. Немцы смотрели на меня как на безумца,
когда узнавали, что я взял девять курсов, а не пять-шесть, как это у них обычно бывает. Но без самодисциплины эта система не работает, хотя строгого графика сдачи сессии там тоже нет.
Ещё, наверное, отличие в почти полном отсутствии устных экзаменов. На их месте либо контрольные, либо курсовые по 12-15 страниц, но 12-м шрифтом. Преподаватели при этом не вмешиваются в процесс написания без просьбы студента, достаточно просто прислать работу и потом по договорённости прийти на разбор полётов, там же и ставят оценку.
Ну и студенческая жизнь более централизованная, само собой, есть множество клубов по интересам, от спортивных и учебных до религиозных. Ещё у студентов в Германии намного больше льгот и скидок, чем у нас. Правда, за эти льготы приходится в начале семестра платить административный взнос в 200 евро, но система работает.
Не стоит идеализировать немецкую систему образования, филология там — такой же отшиб, как у нас, тем более славянская. Преподавателей мало, как, впрочем, и студентов. Зато есть возможность изучать сразу несколько языков, от английского до хинди и сербохорватского.
— Удалось подтянуть хотя бы немецкий?
— Он был в расписании обязательным. В начале семестра проводится тест на уровень языка, на его основе распределяют по группам. Мой уровень определили как С1.1 (ПРИМ.: уровень, на котором понимают специальные статьи и технические инструкции, бегло выражают свои мысли в диалоге, свободно понимают все все теле- и радиопрограммы), но пары по немецкому выпадали на другие, поэтому пришлось согласиться на понижение до В2.2. Правда, временами скучал даже преподаватель. Сами курсы мне не особо помогли, чаще в роли учителя выступала повседневность.
— Ты упомянул в одном из своих ответов про “Buddy club”. Как тебе пришла идея вступить в клуб волонтёров?
— Сразу после Германии. Там у меня был крутейший бадди, который в 14-м году сам приезжал в Воронеж по обмену, как раз на филфак. Русский у него, соответственно, отличный, но он взял меня, чтобы поддерживать себя в форме. Собственно, благодаря ему я понял, что хочу по другую сторону баррикад.
Мы помогаем иностранцам, приехавшим в ВГУ учиться по обмену, освоиться в Воронеже и сделать необходимые документы для пребывания в России, а также проводим с ними тематические встречи раз в 10-20 дней. Но в этом семестре, скорее всего, придётся подключать и тех, кто учится здесь на постоянной основе, чтобы клуб при короне как-то держался на плаву.
Бадди пока довелось быть лишь однажды, в прошлом семестре, когда за мной закрепили француженку, которая учится в Брюсселе. А так выпадали случаи ещё несколько раз подменять своих товарищей.
Справка «P.S. — 5 сов»
Buddy Club VSU — команда волонтеров, которая помогает иностранным студентам оформить все необходимые документы и освоиться в новых условиях.
Бадди — волонтер, который должен прикрепляться к студенту-иностранцу.
Станислав ВОРОНКОВ
Фото Дмитрия БУЛЕКОВА
0 комментариев