Евгения КУРИЛЕНОК: "Моя терапия - рисование"

Пунктуальность художницы вызывает уважение. В анонсе выставки в Facebook было написано, что Евгения подойдёт в семнадцать часов. Стрелки дошли до назначенного времени и, ни секундой позже, с порога кофейни Евгения сияла улыбкой.

Выставка прошла очень «лампово». Людей было не очень много, большинство знало автора картин лично. Событие напоминало встречу выпускников: приходили друзья, поздравляли художницу, дарили ей цветы. Все обращались к автору «Женя, Женечка», в ответ Евгения дарила свою потрясающую улыбку.

— Евгения, скажите, что подвигло вас к созданию выставки «Нарисуем — будем жить!»?

— Вообще не собиралась. Просто у нас очень тесный город, все друг друга знают. И владелице Амели — нового кафе, пришла в голову идея: почему бы здесь не сделать выставку моих картин. И она обратилась к моему хорошему другу, чтобы выйти на связь со мной.

— А давно вы начали рисовать?

— Активно — в двенадцатом году. Художественного образования у меня вообще никакого. Единственное — у меня брат художник. Он объяснил мне, чем разбавляют масляные краски. Я раньше думала, что их нужно разбавлять растительным маслом, но они у меня не сохли. И что кисточки, оказывается, промывают не бензином, а уайтспиритом. Для меня это было страшное открытие. Все остальное — сама. Ну и велик интернет, потому что там полно обучающих роликов. Никаких учителей у меня никогда не было.

Я очень хотела рисовать и даже поступила в художественное училище. В школе я рисовала немножко. Поступила, меня приняли без экзаменов за три работы. Но моим родителям не понравилось, что это не высшее образование, а только среднее. Сказали: “Кем ты будешь, заборы разрисовывать только?” И меня фактически с первой лекции, на которой я с удовольствием присутствовала, по-моему, речь шла об истории искусств, буквально за шкирку взяли, отправили доучиваться в школу, а потом на факультет журналистики, потому что там высшее образование. Там я и осталась. После я двадцать пять лет работала по специальности. Все эти годы я ничего не рисовала, потом у меня в жизни случились, скажем так, проблемы медицинского характера, я попала на тяжелую операцию, был совершенно неблагоприятный прогноз. В такое время у людей и происходит переосмысление жизни. Произошло это как раз в двенадцатом году. С этого момента я стала очень много рисовать. Можно сказать, что рисование стало моей терапией.

По сути в моих живописных работах нет ничего особенного. Я просто делаю то, что считаю нужным. Более того, я вижу все «косяки», которые у меня в работах есть. Их масса. Чисто технических. Где-то я не справляюсь с цветом, где-то с формой, где-то с композицией. Но иногда в этом «косяке» и есть душа картины.

— Скажите, а какими картинами вы гордитесь больше всего?

— Все, под которыми написано “Не продается”. Они не лучше прочих. И не хуже, просто в них есть определенный важный смысл лично для меня. В частности эта, — указывая на картину перед собой, сказала Евгения, — это Белоруссия. Я там выросла, Витебская область, Глубокский район.

— А вы не думали устраивать выставки где-то еще?


— Для того, чтобы делать выставки где-то еще, нужно накопить большое количество картин. Так получилось, что с двенадцатого года у меня накопилось их достаточно много. Точно больше пятидесяти штук. А в конце пятнадцатого года у меня была финансовая яма, кризис опять же. И мне не пришло в голову ничего иного, как кинуть фотографии картин в интернет: “Продаю”. Собственно, я нигде не выставлялась, ни в каких магазинах, думала, если купят, то совсем немного. Но получилось, что они у меня разлетелись практически все. Сейчас у меня дома почти ничего из картин нет.

Картину, которая висит вот там, за дверью — “Сирень” – мы вывесили только сегодня утром. Зашла девочка, сказала: “Это моя, я никому не отдам!” Получается, что после этой выставки у меня их окажется еще меньше.

— А за сколько можно купить вашу работу?

— Картины, которые я рисую на заказ, не продаются дороже десяти тысяч. Это низкая цена с точки зрения Союза художников. Меня нашел как-то член этого Союза и узнал, сколько стоят мои картины. И сказал, что я рушу рынок. И что нельзя этого делать, что картины, написанные маслом, нельзя продавать так дешево. Это неуважение к себе, к художникам и вообще к профессии. Я была сначала удивлена, потом — восхищена. А потом, выслушав все это, сказала, что я не член Союза художников. И что же он сделает мне, если я вдруг неожиданно решу продать все свои картины? Ничего! Потому что я – не художник. Это можно считать хэнд-мэйдом, терапией, интерьерными деталями. Украшения жизни. И все. Это есть у меня внутри, и я выношу это наружу. Я абсолютно ни на что не претендую. Ни на художественные ценности этих вещей, ни на то, что это войдет в века, ни на то, что я когда-нибудь нарисую лучше Ван Гога. Нет, я просто без этого не могу.



Евгений ИЛЬИН
Фото автора